Фёдор Михайлович был непоседливым памятником. Если к нему присмотреться — видно, что он так и норовит со своей скамьи соскочить и в гости убежать. Ну там к Пушкину или Гоголю, бывало, что и до Гагарина добирался... Говорили всё больше о футболе (куда без него в мужской компании?) или последние новости обсуждали из жизни монументов: кого сносят, кого обратно возвращают, кто новенький появился. Вон под Жуковым земля ходуном уже который год ходит — хотят его с Манежной площади изъять и в Калужскую область сослать. И всё из-за ног коня — видишь ли «слишком прямые». Вот ведь несправедливость! Из-за ног коня — в ссылку!
Про политику памятники тоже любили порассуждать. К счастью, обходясь без взаимных оскорблений и рукоприкладства. А зачем? За человечество они теперь не в ответе — пусть само выкручивается, а они своё уже отпионерили. Кстати, многие монументы-политики в своей мемориальной жизни полностью отошли «от дел» и посвятили себя новому поприщу. Безногий Карл Маркс с Театральной площади прославилась на всю Москву как знаток балета, Энгельс с Пречистинки ударился в религию, а многочисленные Ленины, хоть и чувствовали себя в некотором смысле родственниками, пошли вразброд: кто в астрологи, кто в кутюрье.
Достоевский частенько заглядывал к Ильичу*, который работал комендантом общежития недалеко от парка Горького. Вот кому повезло — стоит на постаменте не один, а с компанией: сам наверху, а под ним — скульптурная группа из четырнадцати человек, и даже дамы есть! Публика разношёрстная — тут тебе и рабочие, и пастухи, и солдаты, и моряки... А одна дама — просто богиня, очень эмансипированная женщина. Руку вперёд вскинула, волосы распустила. «Даёшь, - говорит, - землю крестьянам, заводы — рабочим, и каждой бабе по мужику!**»
Жизнь в этом дружном коллективе била ключом: партийные собрания сменялись хоровым пением, мастер-класс по лепке чернильницы из хлебного мякиша — чтением вслух трудов Карла Маркса... Фёдор Михайлович иногда поддавался всеобщему энтузиазму и даже пытался разучить матросский танец «Яблочко», но от политических разговоров уклонялся, чтобы не обидеть хозяев, а во время чтения «Капитала», с трудом подавляя зевоту, начинал прощаться и ни в какую не поддавался на уговоры «послушать ещё хотя бы пару абзацев» — мол, рад бы, да голуби ждут, у нас там свой, так сказать, коллектив.
Домой, на Воздвиженку, после шумных посиделок у Ленина, Достоевский приходил уже за полночь и каждый раз пугался, когда не обнаруживал своей стаи. Дело в том, что голуби, заметив его отсутствие, сперва начинали тревожиться, затем нервничать, потом впадали в панику и приступали к истерическим поискам по всему городу, летая от площади к площади, от сквера к скверу, от памятника к памятнику.
Возвращались, когда Фёдор Михайлович уже одиноко сидел на своей скамье и с ужасом думал, что они променяли его на... Да хотя бы на Маяковского! У того не заскучаешь — то митинги, то безумные поэты... Но голуби так радостно сваливались всей стаей на его голову, так яростно упрекали за долгую отлучку, что беспочвенная ревность тут же стыдливо улетучивалась и Достоевский снова блаженствовал среди голубиного воркования.
«Как же так, Фёдор Михайлович! — сетовали голуби. — Бросил нас на целый день! Мы тебя где только не искали! Даже к Дзержинскому в «Музеон» летали — думали, может, тебя тоже того... на свалку истории откомандировали». «Ну уж это вы зря! — успокаивал голубей Достоевский. — Свалка-то не резиновая! Там кроме Феликса***, шесть Лениных стоят, два Сталина, штук двадцать писателей и вообще народу без счёта. Им и без меня тесно». Так они толковали промеж себя, заговаривали зубы недавним страхам, и Фёдор Михайлович незаметно смахивал со своей щеки непонятно откуда прилетевшую дождевую каплю.
* Этот оптимистичный памятник Владимиру Ильичу Ленину установлен поблизости от того места, где Фанни Каплан совершила покушение на вождя мирового пролетариата. Над его созданием работали два скульптора, Л. Кербель и В. Фёдоров, а также архитектор Г. Макаревич.
** Обеспечить каждую бабу мужиком обещал когда-то Владимир Вольфович Жириновский. Правда, слова своего не сдержал, а ответственность свалил на журналистов — мол, всё выдумали, не говорил я такого. Но женщины об этом помнят и по-прежнему ждут, даже каменные.
*** Памятник Феликсу Эдмундовичу..
