Впервые опера «Юнона и Авось» была представлена не на сцене «Ленкома», а в православном храме. В 1980 году эту оперу-мистерию записали на двух стереопластинках, а прослушивание аудиоверсии устроили в церкви Покрова в Филях в присутствии меломанов, западных корреспондентов, а также представителей милиции и КГБ. К юбилейной дате Театр Рыбникова 10 июня в «Крокус Сити Холле» покажет авторскую версию спектакля.
Чем отличается ваша версия спектакля?
За 35 лет столько разных версий было «Юноны и Авось», даже балет был... И интерес не угасает, буквально за вчерашний день мне позвонили три театра и сообщили, что собираются ставить эту историю. Что касается нашего театра, мне давно хотелось поставить «Юнону и Авось» как музыкальный спектакль для профессиональных солистов, а не как оперу для актёров драматического театра. Руки долго не доходили, но в 2009 году нас пригласил Пьер Карден на свой фестиваль в Лакосте (Франция). Ставили за полтора месяца. Но всё состоялось, французская публика приветствовала постановку стоя. Позже мы показали спектакль в разных уголках мира – от Нью-Йорка до Прибалтики.
Отношение к героям и истории поменялось за годы?
Нет. Герои такие же, какими их создали, и поют они неизменные стихи Вознесенского. Зато время вокруг изменилось кардинально. Но и в этом времени эти стихи звучат актуально. Вознесенский сумел найти какую-то вечную для России тему.
Тему «расформированного поколения», для которого «чужда чужбина и скучен дом»? Ведь об этом поёт главный герой Резанов.
Да. Это было актуально и в начале XIX века с его декабристами, когда жил Резанов, и в советское время, когда вышла постановка, и сейчас.
А что по поводу цитаты: «Российская империя – тюрьма». Это тоже актуально?
Россия давно перестала быть всяческого рода тюрьмой. Это было актуально в советское время, когда была запрещена религия, когда были запрещены иные точки зрения, кроме советской идеологии. Тогда страна была идеологической тюрьмой, а для многих и реальной. Сейчас мы живём в атмосфере такой свободы, которую я мало в каких странах встречал. У нас говорят что хотят и где хотят. А Интернет дал такую возможность, что понятие идеологической тюрьмы стало бессмысленным.
В вашем творчестве вы часто обращаетесь к религиозным песнопениям и образам... А что думаете про волну протестов православных активистов?
Очень болезненное отношение к оскорблению разных мировоззрений наблюдается сейчас везде, не только у православных. Посмотрите, как реагируют те, кто пропагандирует нетрадиционные отношения, они протестуют очень мощно. Православная церковь и верующие, безусловно, реагируют болезненно, потому что воспринимают нападки на веру как очень личное, например, как осквернение могилы родителей. Свобода в том, чтобы можно было выражать протест. Но друг друга оскорблять нельзя. Можно исповедовать свои идеи сколько угодно. Например, на атеистический спектакль православные не придут с протестами, атеизм никто не отменял. Но, если представители одних взглядов начинают мазать грязью другие идеи, другое мировоззрение, это неприемлемо.
Ваша музыка так пронзительна. А вам доводилось переживать трагическую любовь, как Резанов и Кончита?
К счастью, нет. Не дай Бог. Воображение человека, который пишет романы или оперу, должно быть хорошо развито, он должен представить себе всё и пережить это внутренне. Иногда можно заболеть после того, как описываешь физические страдания героя. Ведь ты тратишь колоссальное количество энергии. По воспоминаниям Горького, у него на теле возникали раны от ножа, когда он описывал сцены убийства.
Какое произведение далось вам тяжелее всего?
Сложнее всего даётся то, что я сейчас заканчиваю, – произведение на духовную тему «Тишайшие молитвы». Это произведение, в котором в течение часа звучит только мажорная музыка – медленная, спокойная, и она должна создавать духовный свет в душе человека, чтобы немножко утешить его. Это оказалось сложно. Ведь всё искусство строится на конфликте, на бурном развитии сюжета, на приключениях, трагедиях, а вот чтобы написать оторванное от действительности некое парение в небесах – это сложная задача. Возвышенное даётся сложнее всего.
К юбилею вы выпускаете книгу воспоминаний «Коридор для слонов» . Как решились на мемуары?
Издательство «Эксмо» предложило мне написать книгу в отдел «Мужских детективов». Сама идея, что нужно поработать над детективом, пришлась мне по душе. Я выбрал период с 1980 по 1998 год – это самый детективный период, когда происходили резкие столкновения с советским режимом и различные переломные моменты.
О чём мечтаете сейчас?
Очень хочется успеть всё, что начато. Это и опера «Война и мир», и цикл фильмов-опер, первым из которых станет картина на основе рок-оперы «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», но в фильме будет подлинная история этого человека. Если я всё запишу, сниму, выпущу, то будет здорово.
