Вспоминается мне год шестидесятый. Было мне 32 года, отцу 60. Однажды он мне сказал: "Я до двухтысячного года не доживу. А ты, может быть, доживёшь…"
Я ничего не ответил, но усомнился – прожить ещё сорок лет?..
Но Бог судил мне дожить до 2017 года, и 21 октября мне исполнилось 80 лет.
В нашей семье существовало некое совпадение, у отца день рождения был тоже 21 октября. Он неслучайно выбрал юмористический жанр, от представителей которого власти не требовали прославления своего режима. Отец учил меня и моего младшего брата Бориса правильному отношению к порядкам в нашей стране. Он говорил: "Огорчаться и расстраиваться от повсеместного хамства и идиотизма, которые у нас царят, совершенно бессмысленно… Представь себе: ты бежал по лесу и ударился лбом о сук берёзы – ну вот и обижайся на этот лес, на эту берёзу…"
А вот такое его суждение: "Политика кнута и пряника известна со времён Древнего Рима. Но большевики тут внесли некое новшество: они первыми догадались выдавать кнут за пряник".
Был у отца приятель, который почти всю жизнь работал в Московском планетарии. Отец говорил ему: "Знаешь, почему тебя там так долго держат? Потому что ты звёзд с неба не хватаешь". И ещё одна его сентенция мне вспоминается: "Куском хлеба в футбол не играют". Это относилось непосредственно ко мне. В шестидесятые и семидесятые годы я занимался литературной подёнщиной – сочинял сценарии для кино, тексты для радиопередач, интермедии для эстрадных артистов…
Но я был уже верующим христианином, и подобное занятие стало для меня противоестественным, чтобы не сказать постыдным. И в конце концов я решился стать священником.
Чувства, которые обуревали меня в те дни, были довольно сложными. Прежде всего я остро сознавал своё недостоинство, многогрешность... Но я уже знал жизнь современной Церкви и понимал, какая существует нужда в священниках, хоть в малой мере соответствующих своему званию. И было ещё одно обстоятельство, которое повлияло на моё решение принять сан. Подобный поворот судьбы в те годы означал нечто вроде внутренней эмиграции. Не забудем: Церковь при советской власти существовала в качестве этакого гетто. Большевики никогда не скрывали своей цели – уничтожить религиозную веру, а потому сравнение с гетто вовсе не шуточное.
Но притом у нас, у христиан, как у изгоев, было перед полноценными советскими гражданами важное преимущество – мы почти не принимали участия в тогдашней абсурдной "общественной жизни".
Но ставши клириком, я не забросил писательства. Я и до этого сочинял такие опусы, напечатать которые в те годы было нереально. Это называлось "писать в стол". Я стал этим заниматься летом 1966 года, тогда 5 марта скончалась Анна Ахматова – и я писал воспоминания о ней. Начинался этот текст так: "Ничто в моей жизни не сыграло такой роли, как непосредственная близость к Ахматовой, дружба, которой она меня дарила. Я берусь теперь за перо, чтобы записать как можно больше подлинных слов Анны Андреевны, пока в моей памяти "ещё не замер смех, струятся слёзы". Принцип моего отбора прост – я воспроизведу лишь то, что своими ушами слышал из уст Ахматовой". И ещё одна реплика моего отца мне вспоминается: "Старый швейцар говорил: "Человеческий век – 60 лет. А всё, что сверх того, Господь Бог на чай даёт".
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.
