9 cентября – день рождения Льва Толстого. У меня есть интересная книга: вышла она в 2006 году в Москве и называется "В своём углу", автор Сергей Николаевич Дурылин, составительница В. Н. Торопова.

Я хочу здесь привести важное свидетельство о Льве Толстом. Но оно  принадлежит не самому Дурылину, а замечательному духовному писателю Михаилу Александровичу Новосёлову, ныне прославленному в сонме Новомучеников и Исповедников Российских. Он когда-то был преданным учеником Толстого, а затем стал его оппонентом. В своих записях Дурылин именует Новосёлова "Аввой".

"Однажды – ещё в 80-х гг., ещё при толстовстве Аввы – он сидел с Толстым и кем-то ещё, и они перебирали великих основателей религии – обычное толстовское поминанье: Будда, Конфуций, Лао-Си, Сократ и т. д. и т. д., – кто-то сказал, что вот, мол, хорошо было бы увидеть их живых, и спросил у Толстого: кого бы он желал увидеть из них? Толстой назвал кого-то, но, к удивлению Аввы, не Христа. Авва спросил тогда: "А Христа разве вы не желали бы увидеть, Лев Николаевич?" Л. Н. отвечал резко и твёрдо: "Ну уж нет. Признаюсь, не желал бы с Ним встретиться. Пренеприятный был Господин".

Сказанное было так неожиданно жутко, что все замолчали с неловкостью. Слова Л. Н. Авва запомнил точно, потому что они резко, ножом, навсегда резанули его по сердцу".

В самом начале ХХ века на острове Капри собралась компания русских литераторов. Среди них были А. П. Чехов и какой-то из сыновей Толстого, кажется, Михаил Львович. Этот последний, между прочим, заявил: "То, что пишет мой отец,  конечно,  неплохо,  но это вовсе не шедевры... Вот подождите, я напишу..." В этот момент Чехов встал и вышел из комнаты.

Потом кто-то его спросил: "Антон Павлович, а почему вы ушли?" "Видите  ли,  – отвечал Чехов, – ведь я терапевт, а не психиатр..."

За год до 80-летия Льва Толстого в Ясную Поляну прибыла депутация московских литераторов и актёров,  которые собирались устроить торжества по случаю грядущего юбилея. Они обратились к Толстому с  просьбой написать инсценировку "Войны и мира". Граф ответил следующее: "Господа, если бы я полагал, что это пьеса,  я  бы  и написал пьесу..."

Нижеследующую историю рассказывал А. Г. Габричевскому его друг Сухотин, отец которого вторым браком был женат на Татьяне Львовне Толстой. Будущий зять впервые ехал в Ясную Поляну представиться родителям невесты. Он нанял какой-то экипаж. По дороге возница обернулся к седоку и спросил: "Вы, барин, часом не иностранец?" "Нет, – отвечал Сухотин. – Я – русский". "Вот и я смотрю,  –  продолжал  тот. – Кабы вы были иностранец, граф бы сейчас пахал вон на том поле..."
В дореволюционном Тифлисе был присяжный поверенный,  у которого было прозвище Неугоднолис. И вот почему. Как-то, будучи в Москве, он отправился в Сандуновские бани. Там он решил воспользоваться душем, но кабина оказалась  занята. Какой-то длиннобородый человек долго и с видимым наслаждением подставлял своё тело под струйки воды... Вот наконец бородач покинул кабину и жестом пригласил туда присяжного: "Не угодно ли-с?" И тут юрист ахнул – это был Лев Толстой.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.