Глава 39
Илья Степанович замолчал. И Гомер замолчал; только дышал тяжело. Артём, который в разговор не встревал, вдруг понял, что старик этот оказался храбрее него. И захотел кого-нибудь за старика этого убить, чтобы стать таким же храбрым, как он.
– А давайте-ка поглядим, что пишет многоуважаемый писатель-историк в своей книге? – Дитмар перегнулся через стол, макнув китель в салат, и ловко выхватил у Гомера тетрадку.
– Отдайте!
Артём вскочил, но Дитмар опустил руку на кобуру.
– Сядь!
– Перестаньте!
Вбежала Наринэ; лицо у неё было сморщено, глаза блестели. В этой крошечной комнате страшно было бороться с Дитмаром: случайный выстрел мог выпасть любому. Наринэ прижалась к мужу, испуганная.
– Всё в порядке, любимая. Мы немного шалим.
– Илья Степанович, оцените! – Дитмар, не снимая руки с кобуры, передал тетрадь учителю.
– С удовольствием! – тот ухмыльнулся. – Так. Допустим, начало. Ага. «Они не вернулись ни во вторник, ни в среду, ни в четверг, оговорённый как крайний срок...» Умгум. Почерк, конечно... «Первый блокпост нёс... де-жур-ство». А это что? А, круглосуточно. Слушайте, а вы запятые, что же, вообще нигде не ставите? Так, пока беллетристика какая-то. Возьмём в середине... Скучно... Скучно... О! «То Гомер – мифотворец и живописец – яркой бабочкой-однодневкой только появлялся на свет»! И вообразите, «мифо-творец» через дефис! «Мифо-дефис-творец»! Почему бы тогда и не «живо-дефис-писец» уж? И пунктуация опять... Аж скулы сводит! И это вы о себе так, коллега? Или вот ещё... «Одна против легиона убийц... Она упрямо сказала: «Хочу чуда!» Охо-хо! Вот это пафос. И что же? «Зашуршали струи...» Зашуршали, ага. «Прорыв», – завопил кто-то. «Это же дождь, – кричала она». А! То есть она дождь с прорывом. Романтично.
Гомер молчал. Артём глаз не спускал с кобуры.
– Ну и конец возьмём, хотя и так уже про вашу историю всё ясно, думаю. «Негромко, как колыбельную...» Тут вообще чёрт ногу сломит разбирать... Ага... «Сашиного тела Гомер на Тульской... так и не нашёл». Что ещё? Конец. И опять о себе в третьем лице. Ну прелесть, прелесть! Держите! – он шлёпнул тетрадку на мокрую клеёнку. – Никакой крамолы тут нет. Одна только претенциозная чушь.
– Идите-ка вы на хрен, – сказал Гомер, вытирая тетрадь о брюки и упихивая её во внутренний карман.
– Да бросьте! Вы без ошибок сначала научитесь писать! А потом будете свою «Илиаду» ваять! Сами же, небось, себя и назвали Гомером, а никакие не люди?
– На хрен, – упрямо повторил Гомер, набычась.
– Да там половина книги про вас! Какая, к чертям, история? На историю и места не осталось!
– Это старая. Новая другая будет.
– Ну, пусть новая получится лучше! – Дитмар вдруг отстал от своей кобуры, чтобы взять в руку стопку. – Поругались, поспорили, и будет. За вашу новую книгу! А, Илья Степанович? Как-то мы с гостями... Вы уж простите нас. А то и жена тут ваша, красавица, расстраивается. Мне, кстати, вот пассажи даже понравились, которые Илья Степанович зачитал, пассажики эти. Я и сам по запятым не специалист, а в остальном всё складно. Вы простите, Гомер Иванович, мы так разгорячились, потому что тема очень чувствительная. Для всех.
– Для всех, – подтвердил учитель, положив руку на живот жены. – Про детей двухголовых, с вашей стороны... Это было просто бестактно!
– Думаю, вы и сами понимаете, Гомер Иванович? Понимаете же? – строго сказал Дитмар. – И мы бестактно себя повели, но и вы. Давайте считать на этом инцидент исчерпанным?
– Да. Хорошо.
Гомер сгрёб со стола рюмку и опрокинул её сам. Артём его поддержал.
– Табаку нет? – обратился он мимо Дитмара.
– Угощу.
– Курите в уборной, пожалуйста, – попросила Наринэ. Артём выставил вон курицу, заперся в сортире, сел на настоящий человеческий унитаз, скрутил папиросу из вражьего табака, чиркнул, подсадил светляка на самокрутку, потянул, потихоньку выпуская из себя злых бесов. Хотелось лбом в холодное упереться. Вспомнил про стену, которую грела ковёрная красота. Пощупал ковёр рукой: хоть прохладный? Ни капли. Пролез под толстый край пальцами – а там? Стена и там была обычная, ничуть не холоднее крышки унитаза. Артём дососал наскоро папиросу, утопил бычок, прислушался: не убивают в комнате никого? Нет пока. Дитмар гогочет, весельчак.
Забрался на унитаз верхом, нашарил, чем там ковёр за стену цепляется, приподнял усилием и снял. Что он там думал найти? Дверцу с замочком, к которой золотой ключик бы подошёл? Для здешних Буратино волшебная страна начинается по эту сторону ковра, а там что может быть? Ничего не было. Голая стена была. Кирпичи, штукатуркой промазанные. С ковром повеселее просто.
В тексте содержатся сцены, описывающие потребление табака.
Предупреждаем, что курение табака вредит вашему здоровью!
