Глава 42
Последний, четвёртый боец валялся у самых дверей; не валялся даже, а сидел, привалившись спиной к запертым деревянным створам. Уныло сидел, смотрел себе на простреленный живот, на ладони, на вышедшую сквозь пальцы жизнь. Артём подскочил к дверям, одну дёрнул, другую, третью. Возвращался с виража истеричный мотоцикл, всё громче, громче. Потом вырулил с заносом квадратный внедорожник; бронированный, что ли? Артём таких никогда не видел. Таких не могло быть ни у кого в метро. Ни у кого из бесштанных подземельных империй такого не было.
Прижался спиной к дверям, вскинул автомат. Стал ловить узкое лобовое стекло в скачущую мушку. По такому стрелять и смысла нет. На крыше внедорожника появилась крошечная фигурка, как мишень в тире, чёртик из табакерки. Дзинькнула пуля, сделала аккуратную дырку в стекле рядом с Артёмовой головой. Снайпер. Всё, хана. Отправил очередь в молоко. На крыше внедорожника зажглась целая прожекторная рама. Хлестанула по глазам, ослепила. Теперь даже целиться было нельзя. Разве что в воздух палить. Сейчас кончится. Всё сейчас кончится.
Вот снайпер только поймает его в кружок свой. Артём зажмурился. Раз. Два. Три. Четыре.
Вылетел мотоцикл, зашёл поудобнее и вдруг заглох. Артём попытался подглядеть, прикрываясь рукой. Нет, оба были целы. Стояли неподвижно, и Артём стоял в перекрестье их лучей.
– Эй! Не стреляйте! – попросил он их по-петушиному. Поднял руки. Возьмите меня, пожалуйста, в плен. Плевать им было, что он им там кукарекал. Какое-то было у них там своё бессловесное совещание. И в плен они его брать не хотели.
– Кто?! Вы – кто?!
Шестьдесят семь. Шестьдесят восемь. Шестьдесят девять. И вдруг мотоцикл сорвался с места, пыхнул бензиновой голубой гарью и унёсся с глаз долой. Потом и броневик тоже: погасил прожектора, дал задний, развернулся и канул в сумерки.
«Есть ты всё-таки, а? Есть?! Или что это такое было?!» Он пнул от радости и неверия последнего, четвёртого бедолагу: а тебе-то не свезло так, а? Тот покосился, съехал. На боку у него была сумка с торчащими проводами. Мина. Мог бы, сказал он Артёму, я тебя сейчас наказать за это. Не зли меня.
Артём извинился, но не покаялся. Обежал вокруг, быстрее, быстрее, пока те, на броневике, не передумали. Подёргал ещё все двери: должна быть хоть одна открытая! И нашёл, с обратной стороны. Влез внутрь, сразу сбежал по скользкой лестнице вниз и только там присел отдышаться. Только там поверил, что сейчас не умрёт. Что умрёт не сейчас.
Лестница привела к залу с турникетами и билетными кассами. Из него было два пути. По пустому проваленному эскалатору вниз – на Охотный Ряд и по галерее куда-то – на Театральную.
Больше всего Артём боялся, что красные выставят тут патруль, который довершит то, что не сделали люди на внедорожнике. Но переход не охранялся: видно, запечатали просто гермоворота внизу, на станции, а наверх даже не поднимались, чтобы не травиться; прямо как у них дома, на ВДНХ.
Артём вытащил мину. Посмотрел на неё. Как её тут в действие приводят? Мина была тупая и страшная, как власть. Она и была власть, данная Артёму, над не измеренным ещё числом людей. Что с ней было делать?
Трусцой по галерее – ко входу на Театральную. Там тоже закрыто, застроено, замуровано. Но оставлена дверь: для сталкеров, чтобы подниматься. Артём влез в противогаз свой и заколотил в эту дверь что было дури. Пять минут снизу, со станции, кто-то забирался наверх. Потом ещё не хотели отпирать, допрашивали из-за заслонки, не верили, что Артём один.
– Открывай живо! Открывай или буду жаловаться послу! Открывай, говорю, слышишь?! Меня тут чуть не пришили! Боевого офицера! Рейха! На твоей совести будет! Открывай, гад!
Открыли и даже не заставили противогаз снять, чтобы сличить с документом. Хорошо, когда за твоей спиной целое людоедское государство! Хорошо, когда шагаешь, а в шаг с тобой марширует какой-нибудь Железный легион! Уверенно жить можно!
Артём не дал опомниться дозорным, не дал досмотреть ранец, выдернул паспорт и покатился вниз; крикнул только им через плечо, что важное поручение, и хватит, и больше вам, холопам, ничего знать и не нужно. Как только оказался внизу – свернул за угол, спрятался, полинял, как змея, сменил химзащитную зелёную кожу на свою обычную, затолкал резину куда-то временно, но рацию не бросил.
Через сорок уже минут надо связываться с Дитмаром. За сорок минут, значит, нужно ему найти тут Петра Сергеевича Умбаха, человека, который услышал в радиоэфире, что люди выжили где-то ещё. И выдернуть этого Петра Сергеевича со станции, прежде чем сюда ворвутся красные или коричневые. Артём выглянул: не бегут за ним?
