8 сентября в Петербурге пройдёт фестиваль "Части Света", в котором примут участие музыканты со всех континентов, будут звучать российский фолк, африканский электро-фанк, йеменские песнопения и многое другое.
Арт-директором фестиваля станет Борис Гребенщиков. В интервью Metro Борис Борисович рассказал, зачем городу нужен такой фестиваль, почему ему нравится выступать на улице, о своём отношении к нецензурной лексике и о многом другом
Как появился фестиваль "Части света"?
- Придумал его Илья Бортнюк – один из лучших в России организаторов музыкальных фестивалей. А я всегда мечтал о том, чтобы сюда приезжали талантливые люди, которые вряд ли приедут когда-нибудь на коммерческий концерт, потому что не соберут залы. Илья предложил сделать такой фестиваль, эта идея привела меня в восторг.
По какому принципу вы приглашаете участников?
- У меня большой список музыкантов, которых слушаю. Из этого списка и выбираем. В этом году в Юсуповском саду, в совершенно райском месте мы услышим фолк-группу "Мельница", электро-афро-фанк группу Ibibio Sound Machine, коллектив из Израиля Gulaza. А также выступит Аквариум International.
Вам нравится выступать на открытых площадках?
- И да, и нет. К сожалению, в половине случаев идет дождь. Но надо мной крыша, а над зрителями – нет. Я чувствую себя, как свинья.
Но вы же часто устраиваете импровизированные концерты на улице.
- Как только появляется такая возможность! И в Петербурге, и в Париже, и в Лондоне, и в Сан-Франциско. Я считаю – это правильно: нужно выходить и играть. Именно так и должна звучать музыка. Мы никогда не планируем репертуар. Обычно само место, атмосфера, погода и люди, которые стоят рядом или проходят мимо, определяют наш репертуар. Все зависит только от настроения.
Слушаете свои старые песни?
- Время от времени. Я, признаться, иногда поражаюсь услышанному. Как хорошо спето, как удивительно мы сделали всю картину звука. Прямо вау! А иногда – не очень. Я помню, что всегда жаловался. А выясняется, что зря.
Свои первые вещи вы написали, когда учились в математической школе и на факультете прикладной математики. Вам точные науки помогали в творчестве?
- Я не обращал внимания на математику. Мало того, когда я появлялся в зале, где находились вычислительные машины ЕС 1030, они как будто чувствовали, что я нахожусь в опасной близости с ними и останавливались. Поэтому девочки, которые там работали, просили никогда не заходить в зал. А так я провел прекрасные шесть лет в университете. Написал массу стихов, мы репетировали с "Аквариумом". Мои способности позволяли мне не думать об учебе ни секунды. Хотя потом долгие годы я просыпался от одного и того же кошмара: сижу в аудитории, идет важнейший экзамен, от которого зависит моя будущая жизнь, нужно взять интеграл, а я понятия не имею - что это и как это делать.
Вам приходилось изменять собственным принципам?
- К счастью, нет. И в этом мне помогла советская власть. В мае 1980-го после рок-фестиваля в Тбилиси я был торжественно изгнан из комсомола, Ленинградского государственного университета и НИИ, где работал. (Группе “Аквариум” за неподобающее, по мнению жюри, поведение на сцене запретили выступать – впрочем через день запрет отменили, но директор филармонии Гайоз Канделаки написал подметное письмо в Ленинградский обком КПСС. - Ред.). Казалось, что мир рухнул. Я печалился два дня. Наш флейтист Дюша Романов работал тогда бригадиром в охранном предприятии, и взял меня к себе на работу. И тут я понял, что советская власть преподнесла мне неслыханный по своей щедрости подарок: она полностью разорвала со мной связи, и я больше ничего ей не должен. Я жил до 1980-го года, думая, что я чем-то обязан. А когда меня отовсюду исключили, осознал, что нить, которая связывала меня с системой, перерезана, и теперь я свободный человек. Советский Союз больше для меня не существовал, он растаял, как туман.
1980 год. Группа "Аквариум" фотографируется для обложки альбома "Электричество".
Вилли Усов. Предоставлено Борисом Гребенщиковым, "Metro"
Фото:
Борис Гребенщиков – один из родоначальников русской рок-музыки.
Родился в Ленинграде в 1953 году. В ноябре отметит 65-летие.
Был три раза женат. По словам Гребенщикова, у него четверо детей – две дочери и двое сыновей.
Увлекается живописью. Только в этом году открыл несколько выставок.
Борис Борисович, у героев ваших песен – Человека из Кемерово и Тайного Узбека – есть прототипы?
- Нет, это собирательные образы. Но когда я приехал в Узбекистан, меня встретили с большим почетом. Местные жители очень радовались песне "Тайный узбек". Я понял, что попал в точку. Так нужно было сказать. Невозможно объяснить, почему написалось именно так, а не иначе. Если начну объяснять, все равно ошибусь.
Когда вы начали путешествовать?
- Как только появилась возможность. Впервые за пределы страны я выехал в декабре 1987 года. Из Москвы вылетел в Нью-Йорк, и уже на следующий день начал обходить студии звукозаписи, чтобы решить с кем работать, чтобы записать альбом. Было страшно интересно. И с тех пор меня не остановить.
А когда открыли для себя Индию?
- В 1968 году, когда до нас дошел альбом Битлз "Sgt. Pepper’s", а там Джордж Харрисон настолько гениально совместил западную музыку с индийской, что мне стало ясно: это мир, который интересует меня больше всего. Пошёл искать книги. Выяснилось, что доступной литературы по мифологии и религии Индии у нас в стране в то время практически не было. Книга Нараяна "Боги, демоны и другие" очень интересная, но этого было мало. Я кинулся искать дальше. Случайно узнал, что у моего приятеля есть приличная библиотека по философии дзен-буддизма. Я проглотил всю полку англоязычной литературы, но мучился, что дзен - это Япония, а не Индия: не то что мне нужно. Решил, что пока сойдет. А заодно перечитывал "Дао Дэ Цзин" и Чжуан Цзы". Позже все-таки начали появляться индийские книги. Потом я много лет интересовался мистикой средневековой Европы; потом открыл для себя православие и совершенно влюбился в него; потом как-то познакомился с книгой Оле Нидала "Открытие алмазного пути", прочитал ее за три часа в самолете и понял, куда мне дальше лететь. Через какое-то время оказался в Катманду, потом в Китае, Индии и так далее. Вот и все: кто ищет, то всегда найдет.
Еще остались места, где хотелось бы побывать?
- Таких мест на земле тысячи. Весь Китай хотел бы исползать. Японию я почти не знаю, был только в нескольких местах. Там совсем другая жизнь. И лисы там есть (в японском фольклоре эти животные обладают большими знаниями, длинной жизнью и магическими способностями – Ред). Это не иллюзия, они никуда не делись, и ты их чувствуешь. Мой знакомый, который кормил меня книжками по дзен-буддизму, сам дзен-буддист. Он рассказывал мне, что у него были проблемы именно с лисами – почему-то они мешали ему медитировать. И вот однажды он все-таки эти проблемы решил, как-то сумел с ними договориться. Произошло это в тот момент, когда его жена находилась в Японии в командировке. Она вышла из поезда на какой-то станции и шла по тропинке. Вдруг увидела, как из-за кустов вышла лиса. Села перед женщиной столбиком, сложила лапы в молитве и затем снова скрылась в кустах. Потом супруги сверили часы: лиса вышла именно в тот момент, когда мой друг почувствовал, что он договорился со священными животными. Я за что купил эту историю, за то и продаю. Но точно знаю, что существует мир, о котором мы ничего не знаем. И наша жизнь – только часть жизни, которую мы проживаем. В других мирах мы задействованы гораздо больше.
У вас есть "места силы"?
- Третий ярус ступы Боднатх в Катманду. Сейчас туда не пускают, но раньше можно было там находиться в любое время дня и ночи. В этом месте я почувствовал себя абсолютно счастливым. Еще долина пяти пиков за монастырем Шаолинь в Китае. Там же находится пещера, где медитируют монахи, а наверху находится десятиметровая статуя Бодхидхармы. Там я однажды испытал ощущение полного счастья, осуществленности. Есть семь индийских городов, они не случайно святые – там тоже можно испытать то же самое. Таких мест много. И в России они, конечно, есть. В Иоанно-Богословском монастыре под Рязанью, например. Или скит старцев в Оптиной пустыни в Калужской области. Если в этом скиту посидеть на пеньке, очень многое может стать ясно. Место очень сильное.
Борис Борисович, вернемся к сегодняшним реалиям. Недавно в прокат вышел фильм Кирилла Серебренникова "Лето". Вы говорили, что читали сценарий и что он вам не понравился. Посмотрели фильм?
- Я видел первые сорок минут. Думаю, когда-нибудь посмотрю полностью. Фильм сделан очень профессионально, с почтением и любовью. К сожалению почтение и любовь у авторов не к тому, что мы делали, а к совершенно вымышленной ситуации. Они придумали себе свой рок-клуб и персонажей, имена которых по несчастью совпадают с теми, кого я знал. Это прекрасный фэйк. Он прекрасный, но он фейк.
Бывает, что вас не узнают на улице? Как вы к этому относитесь?
- Я благодарен этим людям. Самая показательная история произошла в середине 90-х. Мы выходим из Дома кино в Москве. Ночь. Зима. Останавливают меня два пьяных мужика и говорят: "Мы тебя узнали! Ты – Костя… Цой из ДДТ." Так что меня очень устраивает, когда не узнают.
У вас несколько внуков. Ощущаете себя дедом?
- У меня две внучки. Со старшей прекрасные отношения. За младшей я наблюдаю с нуля, смотрю как она растет и многому у нее учусь. Еще есть внук, он совершенно чудесный, но поскольку он живет в Москве, видимся мы редко, примерно раз в год. Но дедом я себя не ощущаю. Я и внуков, и детей воспринимаю как людей, которые есть в моей жизни. У меня нет ощущения клана, семьи. Я либо благославлен, либо проклят абсолютным одиночеством. Я сам по себе. Есть я и Господь Бог. Все остальные - это участники нашего с ним диалога.
Ну внуки могут вам позвонить, спросить, как дела?
- Думаю, им это в голову не придет. Есть же социальные сети. Мы регулярно перекидываемся месседжами.
А вы страницы в социальных сетях сами ведете?
- Что-то сам, что-то с помощью друзей. Но на личные письма отвечаю всегда сам. Соцсети забирают огромное количество энергии, которая уходит неизвестно куда. Мы становимся абсолютными рабами этой системы. Но от возможности мгновенно связаться с любым человеком на земле отказаться сложно. И не думаю, что это нужно. Поэтому это просто новые условия жизни: нужно учится в них жить.
Следите за новостями?
- Часто чувствую себя закабаленным новостями. Иногда по несколько месяцев принципиально не смотрю новости, думаю: изменится что-то или нет? По счастью, ничего не меняется. На самом деле, я смотрю новости только чтобы узнать, не началась ли какая война. Если в первых четырех строчках новостей ее нет, все, можно спокойно уходить из Интернета.
С творчеством молодых исполнителей знакомитесь?
- Ну а как же. Что-то нравится, что-то не очень. Например, было предложение, чтобы Монеточка спела со мной дуэтом в титровой песне третьей части фильма "Гоголь" Егора Баранова (а его фильмы мне всегда нравились). Но не сложилось. Я слышал несколько ее песен, очень качественно сделано; поздравляю ее продюсеров и ее саму. Если брать постарше, то мне нравится некоторые песни Васи Обломова. Он чудесный, умница: и сердце, и голова в правильном месте. Но таких, к сожалению, мало.
Как вы относитесь к нецензурной лексике в творчестве?
- Никак; сам этим грешил несколько раз. Мне кажется, что в самой матерной лексике нет ничего ни хорошего ни плохого – это просто слова, сочетания звуков. Но с ними связаны сотни лет унижения, грязи и агрессии. Употреблять нецензурные слова – это вводить в свою жизнь демоническое начало; то же, что называть беса перед сном. С матом связана такая чудовищная тяжесть, которая может испортить жизнь любому человеку. Поэтому я с опаской смотрю за тем, что делает Серёжа Шнуров. Он человек абсолютно адекватный и профессионал. Но тот уровень грязи, который стоит за применяемой им лексикой, для меня неприемлем .
А как же ваша песня Время N? В ней тоже есть ненормативная лексика.
- Когда она написалась, мне было за неё неудобно: и я собрался эту песню зарыть и больше не вспоминать ; однако хорошую песню совсем выбрасывать все-таки жалко, и поэтому решил не записывать ее, а просто снять на телефон и выставить в ЮТьюб. А потом увидел, что ее за три дня прослушало миллион человек, и понял, что песня написалась, минуя мои представления о добре и зле . Она больная для меня, не даром я потом попал в больницу. Но, видимо, я должен был это сказать. Хотя мат очень не люблю.
У вас есть любимая песня?
Нет, все мои песни, как кусочки пазла. Они могут быть написаны в 1976 году, могут в 2018. Но из них в итоге составляется картинка, все элементы важны, и ни один из них не должен потеряться.
